chipsaestrella

22. Гиперион Малфой. О пользе хаффлпаффа

Гиперион выпал из камина прямо в материнские объятия. Нарцисса всхлипывала, прижимала его к груди, бормотала: "Мальчик мой..." - и совершенно точно была не в состоянии поддерживать осмысленную беседу. Осуждать ее в сложившейся ситуации, конечно же, было невозможно, так что Гиперион, подавив раздражение, обнял ее в ответ, поцеловал в щеку, прошептал: "Мамочка, мамочка, я с тобой", - поскольку ничего более разумного придумать не смог, да и предполагал, что ей ничего больше от него и не было нужно.
Наконец она отпустила его и велела идти переодеваться, поскольку скоро начнется церемония. Гиперион побежал в спальню, так как сегодня никому и в голову не пришло бы напоминать ему, что истинные Малфои всегда передвигаются с достоинством.
Он никак не мог окончательно сформулировать, что же он думает о происходящем.
Отца ему не хватало, это было очевидно и очень понятно. Он, конечно, научится жить и без Люциуса, но в том, что жизнь в мэноре теперь будет совсем другой, - у него не было сомнений. Жизнь в Хогвартсе, скорее всего, не изменится. Вряд ли кто-то из учителей или учеников по-настоящему пожалеет о смерти старшего Малфоя, соответственно сочувствия ни от кого ждать не приходится. Оно и к лучшему. Неприязнь можно игнорировать, пока она не перерастает в открытое противостояние - как с Джеймсом Поттером, - а тогда уже нужно действовать по ситуации. Игнорировать сочувствие неприлично, но как на него реагировать, честно говоря, он не представлял.
Мать ему было жалко. Она, вне всяких сомнений, любила отца (что бы это чувство ни означало), и теперь ей предстояло каким-то образом научиться жить без этой любви. Гиперион понимал, что от него будет мало толку в этом процессе. Особые надежды он возлагал на тетю Андромеду, которую не видел никогда в жизни, но которая по письмам Нарциссы представлялась ему довольно адекватной женщиной. Был еще Драко, но Гиперион, во-первых, до сих пор не решил, как он относится к старшему брату, и, во-вторых, не знал, на сколько на самом деле улучшились отношения между Драко и родителями. Письма матери за последний месяц этот вопрос старательно обходили.
Для того, чтобы получить хоть какую-то информацию, Гиперион поймал за ухо пробегавшего мимо домового эльфа и заставил его подробно рассказать обо всем, что творилось в сентябре в мэноре. Сделать выводы из полученной информации не составляло труда, и понимание, что отец, фактически, сам отказался от помощи из-за своих предрассудков, подкосило Гипериона гораздо сильнее, чем само известие о его смерти.
Гиперион понимал, что некоторые вещи неизбежны. Например, смерть. Беда была в том, что Гиперион категорически не мог понять и принять такой вопиющей нелогичности в поступках от человека, на которого с самого раннего детства привык ориентироваться, как на стрелку магического компаса.
Он с трудом заставил себя надеть приготовленную эльфами черную мантию, а потом лег ничком на кровать и разрыдался. В таком виде его и обнаружил через несколько минут заглянувший в комнату Джон. Он молча подошел, сел рядом и положил руку Гипериону на плечо.
Гиперион перевернулся на спину, хлюпнул носом и сказал:
- Помнишь, мы разговаривали в начале сентября? О том, что люди меняются?
Джон кивнул.
Гиперион глубоко вздохнул, достал платок, высморкался и закончил:
- Я был не прав. Некоторые люди не меняются.
И снова горько расплакался.
Похорон он почти не запомнил.
О причине своих слез он рассказал Джону уже позже, когда они вернулись в школу.
Джон вздохнул и пробормотал что-то вроде: "Ну что за человек", - а вслух заявил:
- Может быть, ты все неправильно понял. Может быть, он... ему... Может быть, ему все-таки было стыдно за все, что он делал, пока был пожирателем смерти. И поэтому он не мог принять помощь от магглов.
Это было настолько... по-хаффлпафски, что Гиперион не удержался:
- Если у меня раньше и возникали сомнения, почему ты учишься на хаффлпаффе, то теперь они совершенно пропали.
- Ты это так говоришь, как будто о чем-то плохом, - парировал Джон.
Гиперион вынужден был признать, что ничего плохого в виду он, пожалуй, не имел.
Более того, он был Джону очень благодарен. Пусть объяснение и не выдерживало никакой критики, но, по крайней мере, у Гипериона впервые после разговора с эльфом появилась надежда, что поведение отца все же в действительности объяснялось какими-то рациональными причинами.
Эта мысль определенно вызывала желание жить дальше.